Стенограмма ответов на вопросы Министра иностранных дел России С.В.Лаврова в Фонде Карнеги, Вашингтон, 7 мая 2009 года
Стенограмма ответов на вопросы Министра иностранных дел России С.В.Лаврова
в Фонде Карнеги, Вашингтон, 7 мая 2009 года
ВОПРОС: Дэвид Крэмер, Германский фонд Маршалла. Г-н министр, я хотел бы спросить вас об Иране, а именно вот о чем: думаете ли вы, что администрация Обамы продолжит разработку системы противоракетной обороны в Польше и Чешской Республике в отсутствии изменений в позиции Ирана и отсутствии снятия иранской угрозы? А также, что нового в отношении передачи Россией Ирану ракет С-300? Заместитель министра иностранных дел Ирана сказал в апреле, что эта сделка все еще актуальна. Спасибо.
СЕРГЕЙ ЛАВРОВ: Можно уточнить ваш вопрос? Он об Иране или о противоракетной обороне?
ВОПРОС: И о том и о другом, так как эти темы связаны.
СЕРГЕЙ ЛАВРОВ: Это два разных вопроса.
ВОПРОС: Президент Обама сказал, что создание системы противоракетной обороны зависит от степени усиления иранской угрозы или ее снятия.
СЕРГЕЙ ЛАВРОВ: Я могу говорить только от имени Российской Федерации, а не Соединенных Штатов. Мы предоставили геометрические, баллистические и разного рода другие расчеты нашим американским коллегам, когда впервые возникла идея создания баз противоракетной обороны в Польше и Чешской Республике, объяснив им, что все это не имеет никакого отношения к иранской потенциальной угрозе, но повлечет за собой изменения российских стратегических арсеналов в европейской части Российской Федерации. Так что для нас позиция: "давайте решим иранскую ядерную проблему, и не будет системы противоракетной обороны в Европе" – это неправильная постановка вопроса. Мы знаем, что эти базы противоракетной обороны имеют непосредственное отношение к безопасности России. Что касается иранской ядерной проблемы, мы продолжаем относиться к ней по существу в контексте так называемой группы "пять плюс один" или "три плюс три", недавно продолжившей разработку своих собственных предложений Ирану, которые были доставлены в Иран людьми Хавьера Соланы и которые Иран обещал рассмотреть. И если они будут приняты, мы действительно приблизимся к началу переговоров с Ираном.
У нас нет никаких подтверждений того, что иранская ядерная программа имеет военную направленность, но мы хотим быть на 100 процентов уверенными, что именно так обстоят дела, что эта программа носит исключительно мирный характер, и поэтому мы твердо поддерживаем непрекращающиеся усилия МАГАТЭ в Иране. Мы упорно призываем Иран вместе с другими странами сотрудничать с МАГАТЭ по полной программе и предпринимать дополнительные шаги, с тем чтобы все вопросы, которые хочет прояснить МАГАТЭ, прояснялись бы как можно быстрее.
Что касается потенциальных ракетных угроз с южного направления как таковых, президент Путин в 2007 г. при встрече с президентом Бушем в Кеннебункпорте, о чем я упоминал во вступительном слове, предложил коллективный проект, который бы начинался с коллективного анализа угроз. Коллективный означает, что Россия, США и европейцы работают вместе и что они бы могли фактически использовать существующие радарные установки в России и Азербайджане для контроля над ситуацией в этом регионе. В случае развития опасности, всегда есть возможность принять коллективные меры, для того, чтобы эта опасность не материализовалась.
Только пару недель назад мы завершили более тщательную разработку данного предложения с добавлением некоторых технических деталей и передали его нашим американским коллегам для рассмотрения, и я надеюсь, что они рассмотрят его в конструктивном ключе. По крайней мере, мы обсуждали это сегодня с госсекретарем Клинтон, и она подтвердила, что стратегическая оценка проекта противовоздушной обороны продолжается и что в контексте этой оценки предложение, представленное Россией, будет принято во внимание. Так что как только оценка завершится, мы будем готовы возобновить наш диалог с Соединенными Штатами по этому вопросу.
Что касается С-300, да, мы сегодня снова затрагивали этот вопрос во время обсуждения. Все, что мы продаем Ирану или любой другой стране, не подпадает под какие-либо международные или национальные запреты в соответствии с законодательством Российской Федерации, и у нас одно из самых строгих законодательств в области экспортного контроля. И что бы мы ни продавали, Ирану в особенности, носит исключительно оборонительный характер.
Несмотря на это мы всегда прислушиваемся к высказываемым опасениям относительно того или иного силового аспекта – военно-технического сотрудничества – с какой-либо страной. Но как я уже сказал, и я хотел бы подчеркнуть это, что что бы мы ни делали в сфере военно-технического сотрудничества с Ираном, это абсолютно законно, и, что также очень важно, оружие, которое мы продаем Ирану, никогда не применялось против какой-либо страны.
Если говорить о торговле оружием, то оружие, которое было продано Грузии, использовалось для убийства россиян, убийства мирных граждан, включая российских миротворцев, которые несли службу в соответствии с международным договором, подписанным Грузией. Это оружие продавалось Грузии при полном игнорировании постоянных предупреждений, которые мы высказывали в течение последних двух-трех лет, о реальной опасности вооружения конкретно этого режима.
ВОПРОС: Большое спасибо, г-н министр, Пол Сондерс, Никсон-Центр. И премьер-министр Путин в Давосе, и президент Медведев позднее на о-ве Сахалин говорили о необходимости более масштабного диалога по энергетическим проблемам. Не могли бы вы немного подробнее рассказать, а также дать вашу оценку перспективам некоего соглашения, помимо Энергетической хартии, которое, как вы знаете, не хотят подписывать Соединенные Штаты и которое, возможно, не будет работать. Как вы думаете, каковы перспективы такого соглашения о правах и обязанностях поставщиков, потребителей и стран-транзитеров, а, может быть, какого-либо механизма разрешения споров? Спасибо.
СЕРГЕЙ ЛАВРОВ: Мы – а не только премьер-министр Путин в Давосе и президент Медведев на Сахалине – поднимали эти вопросы. Мы поднимали их на высшем уровне в течение ряда лет, начиная уже, возможно, с так называемого первого газового кризиса 2006 г.
И мы объясняли, почему Энергетическая хартия не будет работать и почему мы не хотим быть связанными ею, о чем мы официально заявили недавно. Россия подписала Энергетическую хартию при наличии договоренности о том, что будут дополнительные протоколы к этой хартии, которые будут обсуждаться, включая транзитный протокол, в контексте которых мы бы смогли решить проблемы, о которых вы говорите сейчас.
Этого не случилось. Не были выполнены и некоторые другие договоренности, имеющие отношение к подписанию Россией Энергетической хартии, в первую очередь с Европейским союзом. Я имею в виду обещание Европейского союза решить проблему барьеров на пути предоставления Россией услуг в сфере ядерной энергетики. Все это еще находится в стадии рассмотрения.
Когда разразился кризис в начале 2006 г., ЕС предложил ввести механизм раннего предупреждения между Россией и Европейским союзом. Мы сказали, что мы готовы и предположили, что этот механизм должен также включать и страны-транзитеры. ЕС встретил это предложение прохладно, по какой причине, мне неизвестно.
События января этого года убедили нас, что нужно что-то, что работает, в отличие от Энергетической хартии и договора к Энергетической хартии. Вот почему, выступая в прошлом месяце в Хельсинки, президент Медведев объявил о нашей новой инициативе, которая сразу же была направлена всем членам "двадцатки", включая, конечно, все страны "большой восьмерки", членов ЕС, СНГ, все страны, которые напрямую задействованы в данной энергетической ситуации на всем, я бы сказал, евроатлантическом/евразийском пространстве.
Это будет обсуждаться с нашими партнерами, непосредственно 22 мая, во время саммита Россия-ЕС в Хабаровске. Мы также обсудили это кратко на прошлой неделе с "тройкой ЕС" на уровне министров иностранных дел в Люксембурге.
Я не знаю, как отреагируют все наши партнеры. Они признают важность поиска пути выхода из ситуации, в которой мы оказались в конце января, но мы не видим никакой инициативы. Мы только слышим каждый год, что мы, Россия, должны ратифицировать договор к Энергетической хартии, а это неразумный подход, потому что мы неоднократно объясняли, почему мы это не сделаем и почему именно этот режим, закрепленный в договоре к Энергетической хартии, несовершенен.
Так что наше предложение остается в силе: комплексно рассматривать вопросы энергетической безопасности производителей, потребителей и стран-транзитеров и не только в сфере нефти и газа, но и в сущности в сфере других источников энергии, включая ядерную энергетику.
Мы думаем, что, несмотря на неудачный опыт прошлых лет, включая и опыт обязательств, принятых нашими партнерами в отношении подписания Договора Энергетической хартии, мы не должны рисковать. Мы должны рассматривать энергетическую безопасность во всех ее аспектах, как и было договорено на саммите "большой восьмерки" в Санкт-Петербурге в 2006 г., когда была принята декларация, в которой были сформулированы именно те принципы, которые мы бы хотели теперь систематизировать.
ВОПРОС: Ариэль Коэн, Хэритедж Фаундэйшн. Г-н министр, вы упомянули о пересмотре постбреттонвудского экономического устройства. Какова точка зрения России или план России в отношении такого пересмотра: почему настоящая система неудовлетворительна? И когда вы упоминаете региональную резервную валюту, вы представляете рубль в качестве такой резервной валюты, или вы предусматриваете что-то совместно с Китаем, например, единую валюту рубль-юань? Потому что если без Китая, с учетом объема его экономики, то даже если это будет региональная экономика, в том числе из Содружества Независимых Государств, объем такой экономики или объем такой денежной массы будет сопоставим с канадским долларом или швейцарским франком.
СЕРГЕЙ ЛАВРОВ: В порядке, в котором вы представили свой не столько вопрос, сколько, я бы сказал, краткое изложение. Что мы имеем в виду под реформой международной валютной системы? Ответ очень прост. Вы берете заключительный документ лондонского саммита, разрабатываете его более детально и претворяете в жизнь. Почему неудовлетворительна настоящая система? Что ж, я думаю, что ответ очевиден: потому что мы не хотим испытать на себе подобный кризис еще раз.
Имеем ли мы в виду рубль, когда говорим о региональной резервной валюте, ответ: да. Я оставляю за вами право сравнивать канадский доллар и юань. Существуют различные способы введения инновационных схем. К примеру, такая небольшая страна как Беларусь и такая большая страна как Китай договариваются обменять определенный объем валюты для двусторонней торговли. Это уже само собой стабилизация.
Турки предложили нам сделать то же самое между их валютой и рублем. И, конечно, в контексте создания таможенного союза между Россией, Беларусью и Казахстаном, в контексте отношений России и Беларуси мы не только говорим все больше и больше об использовании наших валют и использовании рубля в качестве резервной валюты, но мы также предпринимаем практические шаги в этом направлении.
Так что я думаю, без серьезной региональной опоры для международной валютной системы, которой все еще будет руководить МВФ и Всемирный банк, будет не просто избежать подобного кризиса в будущем. Есть опыт введения евро, можно привести пример возрастающей роли юаня, иены и обсуждаемых в контексте стран АСЕАН проектов создания общей валюты в Юго-Восточной Азии, проектов подобного рода, рассматриваемых в практической плоскости в Латинской Америке и странах Персидского залива. Такова тенденция, которой нужно следовать и которую нужно использовать, чтобы не противопоставлять МВФ кому бы то ни было, а гармонизировать роль МВФ и неизбежный процесс многополярности в финансовой и экономической сфере.
ВОПРОС: Джон Дэйли, Институт Центральной Азии и Кавказа. Вы сказали, что среди вопросов, по которым есть сходство взглядов, очень важное значение приобретает Афганистан. Очевидно, что с учетом изменения подхода администрации Обамы в сторону увеличения там воинского контингента возрастает важность северного коридора поставок через Россию и прилегающие страны. Объясните, пожалуйста, какой уровень усиления сотрудничества рассматривает Российская Федерация? Будет ли это в конечном итоге, например, на уровне поставок, в настоящее время идущих транзитом через Пакистан, включая вооружение, или это будет ограничено лишь невоенными грузами?
СЕРГЕЙ ЛАВРОВ: Транзит через Россию для Международных сил содействия безопасности (ИСАФ) в Афганистане начался очень давно. Только год назад мы подписали соглашение с НАТО как с организацией по транзиту несмертельных грузов, но уже много лет действует транзит несмертельных грузов через Россию на базе наших двусторонних соглашений с Францией и Германией, а недавно было подписано подобное соглашение с Испанией. Они могут перевозить оборудование, войска. Когда они перевозят войска только с личным оружием, им нет необходимости приземляться в России. Когда они перевозят оборудование смертельного действия, они обязаны приземляться для проверки. Этот механизм отлажен. Такие соглашения обеспечивают транзит – немецкий, французский и испанский, – не ограниченный только их национальными контингентами, но и транзит контингента любой другой страны, участвующей в ИСАФ по мандату Совета безопасности.
Строго говоря, любая страна, участвующая в ИСАФ, может воспользоваться этими транзитными средствами по российско-германскому и российско-французскому соглашениям, но мы готовы сделать больше путем расширения транзитных возможностей. Мы обсуждали это с нашими американскими коллегами, мы можем рассмотреть еще ряд возможных опций.
Важно не только получить согласие России или других стран, которые нужно пересечь, чтобы попасть в Афганистан, но и обеспечить, в случае с железнодорожными перевозками, к примеру, способность инфраструктуры пропускать бóльшие объемы по мере увеличения потребностей ИСАФ и коалиции.
Это сложный вопрос, и здесь нужен комплексный подход, включая, конечно же, согласие непосредственных соседей Афганистана, потому что иначе вы можете пересечь Россию и застрять на месте. Но это также требует некоторых инфраструктурных усовершенствований на местности.
ВОПРОС: Марвин Кэлб. Я из Центра Шоренстейн в Школе Кеннеди. Я бы хотела задать вам еще один вопрос по Афганистану и, возможно, в духе интеллектуальной конвергенции, о которой вы говорили ранее.
Вы могли бы воспользоваться российским опытом в Афганистане, который мог бы оказаться полезным. Если вы посмотрите назад, были ли уроки, которые Россия извлекла исходя из этого опыта, которые были бы теперь очень полезны для новой американской администрации?
СЕРГЕЙ ЛАВРОВ: В сущности, этот вопрос неофициально обсуждался нами, американцами и другими странами на протяжении многих лет. В двух словах, невозможно решить проблемы Афганистана только силовыми методами, несмотря на то что сила должна применяться против террористов. Вот почему после 11 сентября Совет безопасности уверенно поддержал ответные меры.
Второй вывод заключается в том, что невозможно решить проблемы, имеющие отношение к политической системе Афганистана, при помощи каких-то умных схем извне. Вы в реальности не можете выстроить схему, которая бы базировалась только на одной этнической группе, даже если эта этническая группа самая большая. Вы не можете игнорировать другие этнические группы: помимо пуштунов там есть таджики, узбеки, хазарейцы, и каждая из этих региональных групп имеет очень тесные этнические и исторические связи с тем или иным соседом Афганистана. Вы должны принимать во внимание и этот фактор соседства. Как я уже говорил во вступительном слове, мы приветствуем тот факт, что региональный фактор выдвигается на первый план в современном американском подходе. Нужно задействовать соседей.
Интересный пример. Он не совсем имеет отношение к Афганистану, но показывает, как соседи могут оказать помощь. В начале 90-х гг. прошлого века в Таджикистане шла кровопролитная война, гражданская война. При прямом посредничестве России и Ирана, которые работали с разными группировками, стало возможным в итоге подписать мирный договор под эгидой ООН.
Очень важно, что помимо новой стратегии в Афганистане президент Обама посылает четкий сигнал, что он хочет прямого всеобъемлющего диалога по Ирану. Это единственный путь действия в этом регионе. Администрация Буша привлекала Иран пару раз, но при условии, что они хотят обсуждать только Ирак и только в том плане, что иранцы не должны вмешиваться в деятельность отдельных иракских групп. Иранцы участвовали в этих дискуссиях, но это половинчатый подход. Можно рассматривать Ближний Восток в более широком контексте – например, администрация Буша говорила о "Большом Ближнем Востоке", но этот проект так и не был материализован в стратегическом плане, на основе комплексного подхода. Если говорить об Иране, да, Иран имеет влияние в регионе. Иран имеет влияние, и Иран всегда имел влияние в Афганистане, а теперь имеет влияние и в секторе Газа. У него хорошие позиции в Ливане. В Газе иранское влияние усилилось, поскольку Запад отказался принять результаты демократических выборов три года назад, когда победил Хамас. Мы очень старались, старалась ООН найти какой-то выход, чтобы согласиться с этими результатами, так как это были свободные и честные выборы, но США и Европейский союз в то время говорили, что это были демократические выборы, но правительство они признавать не будут. Почему палестинцы и находятся теперь в состоянии раскола.
Так что мой ответ будет таков: не опираться только на силу; больший акцент делать на экономическое и социальное развитие – а это тоже часть стратегии Обамы; привлекать соседей для создания обстановки, при которой все этнические группы в Афганистане почувствовали бы себя вовлеченными в обустройство своей страны; уважать традиции, а традиции таковы, что Афганистан никогда не был очень централизованным государством. И я надеюсь, что так сегодня зарождается консенсус, и он будет найден.
ВОПРОС: Г-н Лавров, меня зовут Зар Хассан. Я эксперт из Азербайджана. Вы знаете, что сегодня в Праге сопредседатели Минской группы объявили, что президенты Азербайджана и Армении согласовали базовые принципы окончательного нагорно-карабахского урегулирования. С вашей точки зрения, это прорыв, которого они обещали достичь – я имею в виду, сопредседатели обещали достичь – и ожидаете ли вы, что он принесет мир и стабильность в регион? Большое спасибо.
СЕРГЕЙ ЛАВРОВ: Если два президента договорились, конечно же, это должно принести мир и стабильность в регион. Сопредседатели проделали тяжелейшую работу. Это конфликт, в котором нельзя сделать геополитических приобретений. США, Россия и Европа в лице Франции – три сопредседателя работают в унисон. Фактически базовые принципы урегулирования были переданы Армении и Азербайджану осенью 2007 г. на встрече в Мадриде, и эти базовые принципы остались на столе. Они были приняты обеими странами с определенными оговорками по трем или четырем вопросам, которые еще предстоит окончательно согласовать, и цель текущей стадии переговорного процесса – закрыть позиции по этим вопросам. Я не видел доклада в отношении того, что конкретно было достигнуто, но я надеюсь, что та динамика, которая была задана после встречи в ноябре прошлого года в Москве, а теперь в Праге, и президенты Армении и Азербайджана приняли приглашение приехать на Санкт-Петербургский экономический форум, в кулуарах которого они будут иметь возможность встретиться снова, я думаю, что эта динамика вдохновляет, и мы держим пальцы скрещенными, конечно, но это негласный процесс. Невозможно говорить о деталях того, что обсуждали два президента, но мы в целом оптимистично относимся к возможности прогресса на переговорах и достижению скорого согласия.
ВОПРОС: Кэролайн Макгрегор, Министерство энергетики США. Господин министр, вы здесь говорили об особой ответственности США и России касательно ядерных вопросов. То же самое можно было бы сказать и в отношении климатических изменений. Учитывая, что как США, так и Россия являются гигантскими экономиками, а, следовательно, и очень крупными источниками загрязнения.
Я также знаю, что недавно правительством обсуждалась климатическая доктрина. Не могли ли бы вы немного рассказать о приоритетах России и что ожидаете от Копенгагенской конференции, которая состоится в конце этого года? Большое вам спасибо.
СЕРГЕЙ ЛАВРОВ: Я думаю, что приоритеты такие же, как и у большинства стран мира – сберечь климат, сберечь планету, сделать это без ущерба кому-либо, учесть тот вклад, который уже внесен различными странами, может быть в силу истории, географии, но леса представляют важный элемент во всем уравнении.
И, вы знаете, киотский режим должен быть универсален. Нам следует учесть потребности развития тех стран, которые отстают в своем развитии по сравнению с "золотым миллиардом". И Россия также хочет иметь более быстрое развитие. Итак, эти потребности необходимо учитывать, но и никто не должен отказываться от обязательств по уменьшению выбросов. Конечно, сказать легче, чем сделать. Но это как раз те принципы, которые очень близки и к позиции Соединенных Штатов. Предстоят очень конкретные, трудные переговоры.
Обсуждаются различные конкретные планы, в том числе добровольные самоограничения теми странами, которым, как они считают, требуется еще время для промышленного развития. Все же компромисс возможен, и они надеются, что Копенгагенская конференция наметит план действий к 2012 году, приемлемый для всех. И это – важное направление сотрудничества между Россией и США.
Я также выделил бы Арктический регион, где Россия и США – двое из пяти прибрежных арктических государств, а также членов Арктического совета в составе 8 стран, который недавно провел свою министерскую сессию в Норвегии. Отрадно, что в Арктическом совете конструктивно обсуждаются вопросы климатических изменений, вопросы о необходимости сбережения природы, которая очень хрупкая там; сбережения окружающей среды, где живут коренные народы, и в то же время обладания возможностями для освоения углеводородных и других природных ресурсов, и я думаю, что мы все – мы обе наши страны, США и Россия – заинтересованы в усилении духа и практики взаимодействия Арктического совета. Это – важный элемент природоохранительного сотрудничества.
ВОПРОС: Тоби Гати, юридическая фирма "Акин Гамп". Что ж, приятно вас видеть, Сергей. То, как вы смотрите на историю, очень важно для продвижения вперед. Но я была поражена тем, как вы характеризуете период 1989-2009 годов. И возможно вы не хотели этого делать, однако, как представляется, проводили аналогию между внешнеполитическим поведением США и поведением Советского Союза, которая, я думаю, будет отвергнута частью – большинством американцев. Ну, в любом случае, о чем вы не говорили, то это российская внешняя политика за эти 20 лет. Могу я задать вам вопрос? Каков урок российской внешней политики за эти 20 лет и что вам требуется перезагрузить?
СЕРГЕЙ ЛАВРОВ: Тоби, я думаю, что вы ослышались, так как я сказал, что сказал, не для того, чтобы сравнивать Соединенные Штаты с Советским Союзом; я сказал, что Советский Союз в качестве своей экономической модели взял одну крайность – социализм, который мы на каком-то этапе даже называли коммунизмом, и что США, особенно после "холодной войны", взяли другую крайность по экономическому развитию – либеральный капитализм, и что обе эти крайние модели оказались несостоятельными. Вы можете найти более мягкий термин для случившегося с вами, но в России социалистическая система, конечно же, не состоялась. То, что произошло с либеральным капитализмом прошлой осенью, вам определять. О том, какие уроки нам извлечь, я, откровенно говоря, никогда не думал. У меня времени нет извлекать уроки. Если и займусь этим, то только на пенсии (смех в зале).
ВОПРОС: Господин министр, приветствую вас. Рич Херолд, компания "Бритиш петролеум". Я думаю, что будет справедливо сказать, что деловое сообщество сейчас надеется на оздоровление двусторонних отношений между Россией и США в силу всякого рода причин, но в том числе и своих личных интересов, поскольку для тех из нас, кто работает в России, мы предполагаем, что рабочая обстановка тем самым оздоровится.
Один элемент, вероятно имеющий значение для оздоровления отношений – это осуществление активного многоуровневого диалога между правительствами и другими структурами обеих стран. И мы слышали, что ведутся переговоры между Россией и США об установлении такого диалога.
На данном этапе, не могли ли бы вы поделиться вашими размышлениями о том, как и на каком уровне со стороны российского правительства следовало бы проводить упомянутый диалог и как его структурировать? Спасибо.
СЕРГЕЙ ЛАВРОВ: Ну, это президентам предстоит обсудить во время их встречи в начале июля в Москве. Как вы знаете, у нас были различные форматы. Была у нас, например, комиссия Черномырдина-Гора. В последние три года пребывания у власти администрации Джорджа Буша у нас был формат на уровне первых заместителей министров иностранных дел, которые, я бы сказал, вполне плодотворно встречались и сотрудничали. Каков будет новый формат – это президенты решат. Я не хочу предрешать договоренность, но я могу заверить вас, что обе стороны стремятся к поощрению более тесного сотрудничества между деловыми кругами двух стран. У российского и американского деловых сообществ имеются, по-моему, более трех структур, которые ведут в этом плане довольно активную деятельность. И предстоит создать межправительственный механизм в целях поддержания взаимодействия между бизнесом двух стран и способствования оперативному разрешению проблем, возникающих у наших предпринимателей в их партнерстве.
ВОПРОС: Здравствуйте, Господин Министр. Майлз Помпер из Центра исследования проблем нераспространения. Вы многократно призывали к тому, чтобы ядерное оружие не размещалось вне территории ядерных государств. По-видимому, это касается американского тактического ядерного оружия в Европе и вывода данного оружия из Европы. Что бы Россия готова была сделать, если бы Соединенные Штаты предприняли соответствующие шаги по вашему предложению в отношении своего тактического ядерного оружия? Стала бы Россия более прозрачной – например, в смысле консолидации своего тактического оружия или же раскрытия выполнения ею своих обязательств в рамках президентской ядерной инициативы 1991 года?
СЕРГЕЙ ЛАВРОВ: Попробуйте и вы не разочаруетесь! (Смех в зале). Но я могу лишь заметить, что американское тактическое оружие в Европе – это по существу часть американского стратегического арсенала.
ВОПРОС: Большое вам спасибо. Грэм Аллисон; рад вас видеть, господин министр. Президент Медведев несколько раз предлагал создать новую архитектуру европейской безопасности. О ней он говорит, что она не предназначена для замены НАТО и ЕС, что она открыта для Соединенных Штатов и Канады и что она не направлена на демонтаж ОБСЕ. Не могли бы вы более подробно рассказать о том, какое на самом деле может быть ее содержание?
СЕРГЕЙ ЛАВРОВ: Я уже касался этого во вступительных замечаниях. Проблема в том, что мы имеем много принципов, одобренных в контексте общеевропейского сотрудничества в рамках ОБСЕ, Совета Россия-НАТО и других форматов. Но эти принципы не обеспечивают безопасность в данном регионе. Они не смогли предотвратить бомбардировки Югославии в 1999 году, включая бомбардировки информационных агентств и телевизионных станций; удар был нанесен даже по посольству. Эти принципы и механизмы, существующие в сфере безопасности в Европе, не смогли предотвратить то, что произошло в августе минувшего года на Кавказе, несмотря на то, что мы многократно призывали – за несколько лет до кризиса – к подписанию договора о неприменении силы. К нашим призывам холодно отнеслись, и наши американские коллеги лишь ответили, что Саакашвили никогда не применит силу. Если он применит силу, то может забыть о НАТО; именно так сказала мне, будем транспарентны, доктор Райс в беседе со мной. Затем, когда это случилось, я напомнил ей об этом и сказал: "Итак, он применил силу. Как насчет того, чтоб он забыл о НАТО?" Ответа не было.
Нынешняя система построена на основе принципа коллективной безопасности внутри НАТО. Организация Договора о коллективной безопасности также является организацией, юридически основанной на принципе коллективной безопасности. Что касается Евро-атлантического региона, нет никакой другой юридически обязывающей организации, которая носила бы универсальный характер.
Основный принцип, за подлинную универсальность которого мы выступаем – это принцип неделимости безопасности: в основополагающих документах Совета Россия-НАТО указано, что ни одна страна не должна обеспечивать свою безопасность в ущерб безопасности других. Когда мы говорим о применении этого принципа – например, к расширению НАТО, имея в виду, что после распада СССР, когда мы уходили из Восточной Европы, альянс обязался и обещал этого не делать. А мы недавно рассекретили записи тех бесед, включая с некоторыми бывшими государственными секретарями и президентами, говорившими нам это. Итак, когда мы говорим, что, вы знаете, мы чувствуем себя неуверенными в своей безопасности, когда вы расширяете НАТО и размещаете свои военные базы вокруг наших границ, хотя НАТО обязалось не размещать свои существенные боевые силы на территориях новых членов альянса, мы встречаем прохладное отношение. Нам говорят "нет, это не направлено против вас". Тогда мы приводим довод, что вы нарушаете свое же обязательство, и опять слышим "это не направлено против вас". Возьмем планы противоракетной обороны – мы представили расчеты, показывающие, как это нарушило бы стратегический баланс – научные и практические расчеты. И опять в ответ – "это не направлено против вас".
Предложенное президентом Медведевым состоит в том, что мы не требуем изобретения каких-то новых принципов. Мы выступаем за то, чтобы сделать все имеющиеся принципы, прежде всего принцип неделимости безопасности, юридически обязательными как для всех Евро-атлантических государств, так и для всех региональных организаций безопасности: НАТО, ЕС, СНГ, ОДКБ. Мы также выступаем за отказ от двойных стандартов в урегулировании конфликтов. Мы выступаем за то, чтобы в урегулировании конфликтов все мы основывались на хорошо известных принципах – принципах Устава ООН, включая территориальную целостность, включая необходимость уважать соглашения, заключенные сторонами конфликта, и того, чтобы стороны сами договаривались, как это происходит в переговорном процессе по урегулированию нагорно-карабахского конфликта, исключая навязываемые решения. Стороны должны сами достигнуть договоренности, которая была бы приемлемой для их обеих – о гуманитарных нуждах зон конфликтов и тому подобное. Мне кажется, что на евро-атлантическом саммите по безопасности, который президент Медведев предложил созвать для согласования путей работы над новым договором, следует приниматься и за решение проблемы обычных вооружений, фактической игнорируемой со времени отказа НАТО ратифицировать адаптированный ДОВСЕ. Так что речь не идет о какой-либо замене, а о создании единого правого поля, где каждый чувствовал бы себя комфортно в сфере жесткой безопасности в Евро-атлантическом регионе.
ВОПРОС: Спасибо, господин министр. Джилл Дохерти из CNN. Россия часто, особенно в последнее время, утверждает, что у нее есть сфера интересов на постсоветском пространстве, но она не всегда точно определяется. Не могли бы вы для нас ее определить, и является ли она частью официальной советской – извините, бывает – российской доктрины внешней политики? А также представили ли вы это в официальном смысле администрации Обамы?
СЕРГЕЙ ЛАВРОВ: Нет, президенты Медведев и Обама обсуждали много вещей и они оба согласились, как президент Обама сам сказал, что такой вещи, как сферы интересов, больше не существует. И он говорил, в частности, об отношении США к Латинской Америке. Это абсолютно такой же подход, как и наш в отношении своих соседей. Когда в 2004 году тогдашний президент Путин выступал на собрании российских послов, которое мы проводим каждые два года, он прямо заявил, что наши соседи для нас очень важны, но вы должны понимать, что у нас нет монополии на это пространство. Что есть конкуренция, что есть законные нами признаваемые интересы со стороны экстра-региональных стран в энергетической области, а также с точки зрения транзитных маршрутов, терроризма и нарко-угрозы. Так что многие страны, включая Европу, Соединенные Штаты, Китай и другие, имеют свои интересы в этом регионе.
Единственное, чего мы хотим, если сейчас время не монополии, а добросовестной конкуренции – чтобы конкуренция была по-настоящему добросовестной. Пусть средства продвижения такого легитимного интереса будут также легитимные, и давайте искореним нынешнюю практику, когда тайные представители говорят нашим соседям: решайте, вы продолжаете быть колонией Москвы или хотите быть со свободным миром. В наше время секреты не держатся, и все узнают все, что говорят о той или другой личности или стране.
Что же касается российской доктрины, то да, мы ясно говорим, что страны СНГ – это наши привилегированные партнеры. Но все дело в том, что Россия для них также привилегированный партнер. Почему? Потому, что семьи живут по обе стороны границы, потому, что инфраструктура и транспорт и социальная и экономическая сфера и столь многого другого связывают нас друг с другом, что вы просто не можете отгородиться стеной и забыть о своих соседях. В культурном, историческом, семейном плане мы столетиями жили вместе, и конечно, естественно, что они наши привилегированные партнеры. И конечно, естественно, что мы их привилегированные партнеры, не говоря уже о новых аспектах партнерства, например, о рабочих мигрантах.
Когда президент Медведев впервые употребил этот термин "привилегированное партнерство", между прочим, поднявшийся шум глубоко меня удивил. По существу, впервые данный термин был использован где-то тридцать пять лет назад для характеристики отношений между Советским Союзом и Францией, но тогда никто никакого шума не поднимал.
